— Надеюсь, вы ничего ему не сказали?! — вскричала Сильвия, прерывая материнские излияния.
— Конечно нет, детка, — заверила дочь Марта. — Ты можешь отдыхать совершенно спокойно. И помни о том, что я очень тебя люблю.
— Я тебя тоже, — эхом отозвалась Сильвия, прежде чем нажать на отбой.
— Как я понял, ты единственная дочь, — задумчиво проговорил Оскар, ставший невольным свидетелем разговора. — Любимая девочка, окруженная материнской гиперопекой. С одной стороны, ты очень смела, так как убеждена, что весь мир добр к тебе. С другой — таким, как ты, труднее восстанавливаться после неожиданных ударов судьбы. Ведь у тех, кто сталкивается с трудностями с детства, вырабатывается определенный иммунитет, которого у тебя быть не может.
Сильвия удивленно посмотрела на Оскара. Но он смотрел вперед, на дорогу. Поэтому ей трудно было угадать выражение его липа. Лишь его четкий, идеально очерченный профиль выделялся на фоне синевы оконного стекла. Стараясь придать своим интонациям как можно больше иронии, она спросила:
— Похоже, вы уже начали психотерапевтический сеанс? Или, возможно, вы обладаете даром телепатии?
— Сильвия, можно тебя попросить об одном маленьком одолжении… — Оскар слегка наклонился в ее сторону. — Ты не могла бы не называть меня на «вы». Когда ты обращаешься ко мне столь почтительно, я чувствую себя либо ужасным невежей, так как сам говорю тебе «ты», либо ощущаю себя безнадежно старым рядом с тобой. А насчет психотерапии и телепатии… Не надо обладать никаким особым даром, чтобы понять суть твоих отношений с родителями. Ты ведь сейчас соврала матери не потому, что для тебя это естественно, а для того, чтобы ее успокоить. Так волнуются и мучают детей своей опекой только безумные матери, в смысле безумно любящие. А для того, чтобы понять, что на самом деле ты человек искренний, добрый и в то же время очень доверчивый, не способный на ложь и предательство, мне достаточно было взглянуть в твои глаза. Еще тогда, а аэропорту.
Сильвия на секунду замялась.
— Вы… то есть ты… говоришь так, будто речь идет о каких-то давних событиях. А это ведь было всего два дня назад.
— Может быть, ты сейчас удивишься, но мне и впрямь кажется, что мы знакомы с тобой очень давно. Возможно, несколько лет, а может и веков. Я посмотрел на тебя впервые и начал мучительно ломать голову над вопросом о том, где мы могли видеться раньше. Когда случаются подобные вещи, невольно начинаешь верить в реинкарнацию.
— Возможно, это ощущение было просто следствием удара головами? — стараясь скрыть смущение, съязвила Сильвия.
И оба они не сговариваясь принялись хохотать. Сильвия смеясь откидывала назад голову, потряхивая кудрями и прижимая ладонь к груди с той стороны, где бьется сердце. Оскар мельком поглядывал на нее, любуясь ее длинными ресницами, отбрасывающими на щеки голубоватые тени. По детской привычке Сильвия время от времени подносила руку к смеющимся полураскрытым губам.
— Вот мы и приехали. — Оскар остановил машину возле подъезда многоэтажного дома.
Когда они в сверкающем просторном лифте поднимались наверх, Сильвии казалось, что время тянется бесконечно долго. Совсем еще недавно, в машине, она чувствовала себя легко и свободно, а теперь вновь испытывала неловкость. Через мгновение она поняла причину такой метаморфозы. Дело в том, что там, в салоне своего «фольксвагена», Оскар вынужден был наблюдать за дорогой. При всем желании он не мог сосредоточить все внимание на ее персоне. А теперь они были вдвоем в ярко освещенном замкнутом пространстве, и он смотрел в ее лицо с выражением восхищения и странной покорности. Это было удивительно и трогательно, особенно если принять во внимание его высокий рост и атлетическое телосложение. Как могло быть, что человек, в котором ощущались недюжинная сила и уверенность, мог испытывать робость перед ней, хрупкой и беззащитной девушкой? Это будоражило кровь, давало ощущение непонятной власти над голубоглазым гигантом и в то же время вызывало ответное замешательство…
Переступив порог квартиры, Сильвия восхитилась вкусом и простотой, с которыми она была оформлена. В просторном холле все было выдержано в пастельных тонах. Это совсем не было похоже на то, к чему Сильвия привыкла дома. К примеру. Марта обожала старину и старалась покупать мебель, имитирующую стиль давно ушедших эпох. Тяжелые шторы, инкрустации, прелестные фарфоровые безделушки, над которыми нередко подтрунивал ее отец… Здесь же все было выполнено в стиле хайтек. Светло-серый диван с подушками разной величины и формы строгими очертаниями напомнил Сильвии стоящий на рейде корабль. Журнальный столик из прозрачного стекла представлял собой два разных по величине круга, непостижимым образом скрепленных между собой двумя металлическими полукольцами, служившими ножками. Две противоположные стены были бежевыми, две другие — синими. Торшер и вовсе был похож на штурвал, укрепленный на высокой подставке. На синей стене расположился огромный домашний кинотеатр. В комнате не было ровным счетом ничего лишнего и в то же время пространство не казалось пустым и холодным. Словом, все было продумано до мелочей.
— Теперь, Сильвия, ты будешь знать, как выглядит логово старого холостяка, — с улыбкой сказал Оскар.
— Ну, я бы не назвала это логовом, — мило улыбнулась она. — Скорее апартаменты для полной релаксации уставшего после трудового дня психотерапевта.
— Оскар, с кем это ты там разговариваешь?! — раздался откуда-то издалека уже знакомый Сильвии голос. И в эту минуту невысокая, полная фигура Анны показалась на пороге. Ее розовый пеньюар, щедро украшенный рюшами, ниспадал до самых пят. Теперь, когда на ней не было широкополой шляпы, она еще больше напоминала состарившуюся девочку, круглое лицо которой обрамляли трогательные соломенного цвета кудряшки.