Ласковый огонь - Страница 22

— Сильви, я знаю, что надо сделать! — вдруг сказал Оскар, хлопнув себя по лбу. — Сейчас я принесу одну вещь — и мир вокруг преобразится. Мы не будем сидеть в полной темноте, но и яркий электрический свет не будет нас раздражать.

Сильвию поразило и тронуло, что Оскар назвал ее уменьшительно-ласкательным именем, как имели обыкновение ее называть только близкие и дорогие ей люди.

Оскар исчез в проеме, соединяющем балкон с холлом, и через некоторое время вернулся, держа в руках нечто небольшое и изящное. Это нечто оказалось бронзовым подсвечником с тремя свечами разной величины. Поставив подсвечник на стол, он щелкнул зажигалкой и с ловкостью мага вмиг воспламенил фитили всех трех свечек.

Все вокруг озарилось мерцающим и таинственным светом, при котором все предметы кажутся зыбкими, а лица людей приобретают загадочность и необыкновенный шарм.

Оскар взял Сильвию за руку, ожидая, судя по всему, ее восторженной реакции. При свете мерцающего пламени лицо девушки казалось ему еще более прекрасным, а очертания ее изящной фигуры приобрели нереальную хрупкость.

И вдруг словно черная тень пробежала по прелестному лицу Сильвии, рука ее задрожала в сильной ладони Оскара. Поначалу он приписал это ее эмоциональному перенапряжению, вполне объяснимому в столь насыщенную событиями ночь. Но вскоре он с удивлением заметил, что огромные глаза Сильвии наполнились слезами, которые вскоре покатились по ее бледным щекам.

— Нет! Не надо! — воскликнула Сильвия, вытирая обильно льющиеся из глаз слезы. — Умоляю тебя, пожалуйста, погаси свечи! Я не в состоянии видеть этот свет… Он предвещает что-то ужасное! Нет! Я не хочу…

— Конечно, малышка, конечно, — отозвался Оскар, поспешно задувая свечи. — Все будет так, как ты скажешь. Ну, успокойся же, бога ради… Это всего лишь свечи, и все в наших руках. Если не хочешь, я никогда не стану больше их зажигать.

Сильвия стояла посреди лоджии и всхлипывала как малое дитя, которому жестокая нянька пригрозила приходом злой ведьмы за непослушание. Потом она опустилась на стул и, уронив голову на край стола, продолжала рыдать так, будто произошло что-то непоправимое. А Оскар, такой большой и комичный в своей беспомощности и невозможности понять что-то очень важное, стоял рядом с ней и гладил ее по голове, машинально перебирая разметавшиеся в беспорядке черные кудри.

— Девочка моя, успокойся, — бормотал он. — Прошу тебя, объясни мне, что произошло. Я ведь хотел только сделать тебе приятное, и мне казалось, что свечи создают атмосферу праздника. Прости меня, умоляю.

Он нежно обхватил ладонями лицо Сильвии, приподнял его и заглянул в ее мокрые от слез глаза.

— Оскар, помоги мне, — прошептала Сильвия. — Я сама не ожидала, что пламя свечи может вызвать в моей душе такую бурю. Я ведь считала, что все уже отболело, что все темное ушло в прошлое. Но сейчас, увидев эти свечи, я вновь перенеслась в тот страшный день, когда случился пожар. Ты удивлен? Да, я пережила пожар, потерю, предательство, крушение надежд. Все началось со свечей. Умоляю тебя, помоги мне!

Оскар обхватил запястья Сильвии и потянул ее вверх. Теперь она стояла рядом с ним, подняв залитое слезами лицо и прямо глядя в глаза Оскара. В растерянности он опустился на стул и притянул ее к себе. И как-то само собой случилось, что Сильвия села к нему на колени.

Она ощущала тепло его сильного тела, напряжение мышц. Ей даже вдруг показалось, что если немного помолчать, то можно явственно услышать удары его сердца.

— Маленькая моя, бедная, — шептал он, собирая губами слезинки с ее щеки, — успокойся и расскажи мне, что с тобой произошло.

И тут — неожиданно для себя самой — Сильвия стала рассказывать. Она говорила, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дыхание и слегка успокоиться. Еще ни разу с того рокового вечера, когда случилась ее помолвка, она ни одному человеку не открывала своего сердца. Ни разу во всех подробностях не рассказывала о коварном Ульрихе, о растяпе Уте, забывшей погасить свечу, о том мучительном утре, когда она проснулась в больнице с трубками во рту. Но самое главное, она рассказала Оскару о том, что мучило ее больше всего. О своей проклятой красоте, которая стала для нее тяжким испытанием. Когда она говорила о бегстве Ульриха, слезы на ее глазах сразу высохли и она отчетливо поняла, что мысли о бывшем женихе уже не доставляют ей прежней боли.

Она чувствовала, что чем больше она открывает душу, тем становится свободней от прежних условностей, привязанностей и того, что раньше называла любовью.

Оскар слушал ее не перебивая, но было понятно, что ни один нюанс, ни одно движение ее души не остается без его внимания и понимания.

— Сильвия, — тихо проговорил Оскар, когда она закончила свой рассказ. — Я, может быть, скажу жестокую вещь… Но я должен внести ясность, да ты и сама все когда-нибудь поймешь. Есть люди, которые просто не умеют любить. Таким был твой Ульрих. Понимаешь, есть такое понятие, как безусловная любовь. Такой обычно бывает любовь матери, которая любит свое дитя, каким бы оно ни было. Такая же, всепрощающая и всепоглощающая любовь случается иногда между мужчиной и женщиной. Но это, к сожалению, огромная редкость. Многие ищут ее, но находят единицы. Потому что далеко не у каждого щедрое сердце, которому важнее отдавать, а не брать. Ульрих же любил тебя условной любовью. То есть ты действительно была дорога ему, но лишь при условии, что ты красива. Он не был готов к потере твоей красоты. И когда решил, что ты ее лишилась, он просто сбежал. Знаешь, а я бы на твоем месте вытер слезы и искренне порадовался тому, что произошло. Сама судьба спасла тебя от неверного шага, от брака с человеком, который мог тебя предать. Но тогда уже исправить все было бы намного сложнее.